На втором этаже в доме восемь по улице Стачек, предварительно смыв по-стахановски праведный пот, Октябрина Петровна — раба и владычица дачи — из бокала в горох попивала клубничный компот.
Урожай красовался в корзинах: малина и вишня. И немного шалфея — шалфей собрала на лугу. Кстати, в прошлый четверг кабачок оказался нелишним. Октябрина Петровна пустила его на рагу.
А потом ещё груши пойдут, а потом ещё сливы. В занавеске запуталась синь медицинских карет.
Правда, есть урожай в одиночестве как-то тоскливо. Умер дед у Петровны. От деда остался портрет.
Плюс рубашка из толстой фланели. От деда. От Пашки. Раздала, что получше, буквально за пару минут. А рубашка нужна. Засыпала в обнимку с рубашкой. Становилось спокойно, как будто и Пашка вот тут. Будто рядом лежит. Но когда засыпала кулёма, начинала храпеть или носом свистеть ре минор, изо всех уголков вылезали хранители дома, изо всяких щелей, первобытных таинственных нор.
Не шумели, конечно, чего им шуметь понапрасну. Наводили порядок в буфете, точили ножи. Говорили: ты спи, Октябрина, мир очень прекрасный, замечательный мир. Постарайся подольше пожить. Посмотри: урожай у тебя, а потом ещё дыни, а потом холода зашуршат по дороге листвой. Ворожили до самой зари, пока ночь не остынет. Только самым последним в кладовку нырял домовой.
На втором этаже, где маляр не командовал балом, разрисованы стены и сыростью часто несёт, домовой почему-то уверен, что звать его Павлом. Ниоткуда не знает. Он просто уверен, и всё.
Автор: Резная Свирель